Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

Епископ Архангельский и Холмогорский Даниил и епископ Южно-Сахалинский и Курильский Тихон: Вера - духовный фундамент народа

10.06.11

Многие родители часто задумываются, как правильно воспитывать своих чад, как сделать, чтобы дети любили и родителей, и друг друга, а самое главное — были настоящими христианами и жили по заповедям Божиим. Об этом мы беседуем с епископом Архангельским и Холмогорским Даниилом (Доровских) и епископом Южно-Сахалинским и Курильским Тихоном (Доровских), вышедшими из одного рода, из одной благочестивой русской семьи.

Владыка Даниил, расскажите о своих корнях.

Нас в семье трое братьев, я — самый младший. Мы родились в городе Воронеже в обычной рабоче-крестьянской семье. Бабушка с дедушкой жили в деревне, были крестьянами, а папа с мамой, переехав в город, стали рабочими. Наш род — тружеников, крепкий, русский, традиционный род. На селе еще не так давно жили родами. Говорили: «Этот род трудолюбивый, этот ленивый». Главу семьи очень уважали, называли патриархом своего рода.

Мой прадед Иван по отцовой линии никогда не вступал в колхоз, но всегда много работал и помогал бедным. У него была своя мельница. Бывало, придет вдова, он ей намелет муку и еще даст сверху. Когда в 1920-30-е годы стали закрывать монастыри, а монахинь выгоняли, многие из них часто находили приют у моей набожной бабушки Веры, отцовой мамы. Она всегда их кормила, купала, пропаривала одежду от вшей, а монахини рассказывали ей о жизни в монастырях. Наш род не раз раскулачивали, поэтому дед уехал на заработки в Прибалтику. Заработал там денег, купил мануфактуру, но домой вернуться ему не удалось — началась Великая Отечественная война, его призвали служить на флот. Там он погиб — утонул, спасая своих товарищей. Другой прадед Павел воевал в Первую мировую войну и в Великую Отечественную. Благочестивый был очень.

Отцов род был более благочестивым, чем мамин. Моя бабушка Вера по отцовой линии с ее незамужней дочерью переехали из деревни в Воронеж, приняли тайное монашество, ездили в паломничества, молились, чтобы внуки не забыли свою веру. В нашем роду до этого не было священнослужителей, и у бабушки была мечта, чтобы хоть кто-нибудь из нашего рода стал священником.

Будучи уже рукоположенным в сан священства, я приехал к бабушке Вере и, когда зашел в комнату, она встала, повернулась к иконам, благоговейно перекрестилась и от всего сердца сказала: «Благодарю Тебя, Господи, хоть один из нашего рода будет стоять у престола Божия и молиться за нас».

Бабушка усердно молилась и о том, чтобы именно я отпел и похоронил ее. Так и произошло в один из моих приездов из Лавры. Через два года я же отпевал и хоронил и вторую мою бабушку, тоже Веру.

Владыка, расскажите, какое место в семье занимала мама, что она значит лично для Вас.

Моя мама Мария Алексеевна для меня всегда ассоциируется с женской мудростью, душевной глубиной, женской практичностью, чуткостью, лаской и огромной любовью. Когда мне было 4-5 лет и я жил в деревне у бабушки, каждый выходной ждал маму. Она всегда привозила мне что-нибудь: игрушку, конфеты. Никогда не забыть, какие от нее исходили тепло и любовь. Суббота и воскресенье были праздником, а когда мама уезжала, меня долго не могли успокоить. Моя мама мне сейчас говорит: «Помнишь, сынок, как ты хотел, чтобы я была с тобой, а теперь я так же плачу, когда ты уезжаешь». Все в жизни поменялось, теперь мама уткнется мне в плечо и плачет.

Мне всегда не хватало родителей, особенно маму я всегда очень ждал, у меня сильная душевная связь с ней. Мама работала лаборанткой на заводе, приходила домой усталая, а дома четверо мужчин. Папа всегда учил нас беречь ее и сразу говорил: «Маму расстраивать не будем, давайте быстро уберемся». Если мама устала, мы на цыпочках ходили. Мы всегда старались ее чем-то порадовать и не расстраивать своим поведением, даже если мама просила прийти пораньше с улицы. Бывало, забудусь, загуляюсь, и вдруг к установленному времени на сердце станет тревожно — сразу вспоминаю, что домой надо идти, и не потому, что положено, а потому, что там мама ждет. Мама всегда за нас молилась. Помню, если старший брат не пришел вовремя домой, мама подходила к Иверской иконе Божией Матери и молилась: «Матерь Божия, пригони его домой». И я знал, что пройдет минут двадцать и брат обязательно появится. Я с детства понял, что молитва мамы — сильная молитва. Это не значит, что она стояла на молитве ночами. Не в многословии главное, а в том, с каким сердцем человек обращается к Богу.

Чем для Вас в детстве была вера?

Вера — это духовный фундамент нашего рода. Это то, что передалось нам с материнским молоком, единственное, что нам помогало в противостоянии советским традициям и обычаям. Мы не хотели пьянствовать или курить и знали, почему мы не должны этого делать. Нам, верующим людям, легче, чем неверующим, потому что есть Божий Закон, который нельзя изменить.

В храме нам приходилось бывать нечасто, но, тем не менее, исповедовались и причащались мы сознательно, старались утром и вечером читать молитвы. Дома у нас были религиозные книги. Помню, как-то смогли достать переписанную от руки молитву «Богородице Дево, радуйся», я быстро запомнил ее и потом всем читал. Я много молитв выучил, пока жил в деревне. Как-то моя мама попросила меня выучить 50-й псалом. Он такой длинный, я сначала засомневался, но ради мамы выучил его.

У нас дома было дореволюционное Евангелие, мама говорила мне: «Читай каждый день по главе». Я прочитаю, потом приду к ней на кухню, мы с ней обсуждаем. Я ей рассказываю, а она говорит: «Нет, это не так», — тогда я снова открываю Евангелие, читаю ей. Иногда она уже забудет что-то, и мне интересно было ей читать или рассказывать, потому что делал это для моей мамы. А мама мудрая была, она, может, иногда нарочно говорила, что не помнит.

Мама желала кому-нибудь из своих детей монашеской судьбы?

Она старалась дать нам свободу выбора, но всегда хотела, чтобы я служил Богу. Я не знал, какой путь избрать, а в 25 лет, когда поступил в Московскую духовную академию, решил пойти монашеским путем. Мы все трое братьев стали монахами. Но моя мама никогда не пожалела об этом, она благодарит Бога за все.

Несомненно, быть владыкой — это предназначение Божие, но нельзя отвергать и заложенное воспитанием в семье. Как воспитывают владык?

У нас была обычная семья и обычная школа. По выходным мы ездили всей семьей в деревню. У бабушки Веры было 40 соток огорода, корова, свиньи, курочки. Надо было заготавливать сено — мы косили косами траву, возили ее на велосипедах, потом во дворе сушили, пасли по очереди коров. Родители считали, что труд воспитывает человека, особенно молодого, поэтому мы знаем, что такое тяжелый сельский труд. Дома мы тоже все делали вместе — убирались, выбирали краску для ремонта, ходили покупать мебель. В нашей семье и мы, дети, могли выразить свое мнение, например, нас спрашивали, когда нужно было рассудить несогласие отца с мамой.

Мой отец Григорий Иванович много и честно работал, всегда на двух работах, чтобы поставить на ноги троих детей. Он не пил, не курил, был очень сообразительным и веселым. Для меня был высоким авторитет отца, одного его слова для меня было достаточно.

Важную роль в моей жизни сыграла армия. Я ждал призыва, чтобы стать настоящим мужчиной, научиться защищать себя, Родину, и моя мама всегда приветствовала мое желание служить. Сознательно готовился к армии, делал все, чтобы меня туда взяли. Я воин по натуре, и хотел служить не с лопатой, а с оружием. Тогда я не думал еще поступать в семинарию, хотел остаться служить в армии. Меня призвали на второй день Пасхи, и эта весна стала самой радостной в моей юности — в этот год у меня Пасха была двойная.

Владыка, расскажите, как Вы определились с выбором жизненного пути?

Отслужив полтора года в армии, я приехал домой в отпуск. Как только переступил порог дома, сразу поцеловал крест-мощевик, встал перед иконами, перекрестился и сказал маме: «Так хочу в храм исповедоваться и причаститься». Это было желанием всего моего сердца. Я настолько истосковался по духовной жизни, что такой радости после причастия у меня больше никогда не было. До отпуска я не понимал, чего мне в армии не хватает, а вернувшись из дома, понял: там Бога нет. Я же не хотел жить без Бога, поэтому и не остался служить после демобилизации.

Батюшка предложил мне поступать в семинарию. Тогда я и молитвы не все знал и думал, что туда поступают только дети священнослужителей. Мы с батюшкой полетели в Тбилиси к митрополиту Зиновию (Мажуге), которому было уже под 90 лет (сейчас он причислен к лику святых). Ему Господь много открывал, и он мне сразу сказал, что этот путь — мой, что буду иподьяконствовать у митрополита. И вот я приехал поступать в Одесскую семинарию, перед экзаменами ребята друг перед другом «строчили» тропари наизусть. А я стоял молча, чтобы не выдать себя, но по Божией милости поступил. На первой же службе стою в храме на клиросе, ко мне подходит старший иподьякон и велит идти под благословение к владыке митрополиту Сергию Одесскому. Не зная, как правильно подойти к владыке, земной поклон ему сотворил (подумал, что хуже не будет). Он благословил иподьяконствовать у него, и с этого я начал свой путь служения Богу. Хотел быть воином и стал им. Только вместо земного царя служу Царю Небесному.

Владыка, Вы прослужили на Сахалине девять лет. Все это время вашей правой рукой был Ваш брат. Как Вам работалось вместе?

Для меня брат — святое, это особо близкий образ Божий. Мы можем быть в чем-то второстепенном несогласными друг с другом, но не более того. Я вообще удивляюсь, как можно ссориться, не разговаривать долго.

Мне было с братом очень легко работать, сейчас у меня такое ощущение, что живу с одной рукой. И он, наверное, чувствует то же.

За время служения на Сахалине, наверное, не много раз приходилось прилетать на материк. А обычному христианину, безвыездно проживающему на «краешке Земли», где нет древних святынь, трудно быть православным?

Я, конечно, особенно не ощущал оторванности от центра. Вернее, ощущал разницу во времени, цену на билет и удаленность, когда, например, в октябре мне нужно было отправить из Москвы контейнер, который придет на Сахалин почти к Рождеству.

Помню, знакомая преподавательница приехала в Москву и, стоя в Третьяковской галерее перед «Троицей» преподобного Андрея Рублева, плакала и спрашивала себя: «Что я в жизни видела? Если бы наши дети могли видеть эту красоту, они были бы лучше». Простому христианину необходимо иногда поехать к святыням, напитаться от них духовно, но сделать это не просто. Поэтому мощи и святыни для поклонения нужно привозить на Сахалин, и это делается часто. Теперь у нас есть возможность посылать туда еще и архангельские святыни, причем в сопровождении духовенства — на Сахалине дефицит священников.

Какого рода помощь нужна христианам на Дальнем Востоке и на Севере?

Известно, что богатые люди должны помогать бедным, так же и в Церкви нужно показать пример благотворительности на уровне приходов и епархий. Есть могучие епархии с древними традициями, с возможностью помогать: открывать подворья, дружить храмами, присылать своих священнослужителей.

Есть еще одна традиция в российской глубинке, когда городская семья оказывает храму помощь, заботится о нем не разово, а постоянно. И нас в Воронеже батюшка посылал за 130 километров в село. Нам всем не хватает внимания, а на отдаленных приходах паства малочисленная, батюшка не так занят, у него есть возможность и поговорить спокойно, и чайку попить с гостем.

Владыка, Вы переехали с одной границы страны на другую. У Вас есть уникальная возможность сравнить две российские окраины.

По воле Божией я стал не просто воином, но воином-пограничником. Нашел на Сахалине и в Архангельске очень много общего: те же море, океан, острова. И люди похожи своей добротой, широтой души и сердечностью. Но в Архангельске исконных традиций больше, они сильнее, особенно это заметно в сельской местности. Здесь есть один уникальный заповедник, в котором около 50 храмов, за которыми народ сам следит. Когда в 1990-е годы решили создать музей «Малые Карелы» и свезти со всего Архангельского края дома, храмы, мельницы, люди легли вокруг храмов и не отдали ни одного из этого заповедника. Конечно, каток атеизма прошел и по архангельской земле, но народ сохранил свои традиции, и поморы знаменитые тоже сохранились. Совершенно очевидно, что Архангельск — земля с богатыми православными традициями.

На архангельской земле Вам легче или, наоборот, в чем-то сложнее?

На Сахалине мы построили кафедральный собор, но могли только мечтать, чтобы у нас был хоть один старый храм, чтобы показать людям древнюю красоту. А в Архангельске много старинных храмов, но, к сожалению, некоторые из них в сильном запустении. Нужны огромные средства, чтобы закрепить Православие на Сахалине и чтобы возродить русский Север. Моя задача сегодня — сохранить как можно больше храмов, построить кафедральный собор в Архангельске. Я считаю, что у народа должна быть возможность свободно зайти в храм в большие праздники, не толкаясь, не падая в обморок от духоты, чтобы детям было в храме свободно.

Основной компонент русского Севера — православная культура. Люди жили и выживали в тяжелых северных условиях благодаря своей вере в Бога. Поэтому еще одной задачей считаю возрождение православных традиций, нужно работать с молодежью, детьми, инвалидами, одинокими матерями.

Что нужно делать, чтобы люди помнили свои традиции?

Русский человек Православие хранит в своем сердце, но стоять постоянно на службе он отвык. Сейчас ему трудно объяснить, зачем нужно каждое воскресенье идти на службу. Чтобы привить желание ходить в храм, нужно, чтобы поколение прошло, нужно показать красоту церковного пения, красоту богослужения, благолепие церковное.
На Сахалине всё это есть, но, к сожалению, нет старины. Это та земля, где от Православия мало что сохранилось. До революции здесь было около 10 простеньких деревянных храмов, потом южная часть острова в 1905 году оказалась под Японией, после японской оккупации вообще ничего не осталось православного: ни одного священника, ни одного прихода. Первый священник и небольшой молитвенный дом появились в Южно-Сахалинске в 1989 году, а епархия была образована в 1993 году. Представьте, что где-то епархия существует 200-300-500 лет, а у нас нет еще и 20-ти лет. Созидать всегда трудно: народ-то добрый, но оторванный от своих традиций. А чтобы вернуть традиции, нужны время, терпение и любовь.

Как воспитывать детей, чтобы привить им любовь к традиционной русской культуре?

Сейчас нужно воспитывать, в первую очередь, родителей, а не детей. Родители должны взяться за себя, жить православной традиционной жизнью. Можно быть современным человеком и сохранять свои традиции. А родители пока не могут настолько изменить образ жизни, поэтому дети будут приходить домой после воскресной школы и воспитываться родителями по-старому. Пусть каждый в семье все устроит по-своему, но двигаться всем надо в одном направлении — к Богу. Как сказал блаженный Августин: «В главном — единство, во второстепенном — разнообразие, во всем — любовь».

Есть ли у Вас планы по созданию женских организаций?

Нам нужно создать епархиальное общество православных женщин, своего рода клуб, в котором женщины будут помогать друг другу. Одно дело, когда священник поговорит с женщиной о ее проблемах с мужем, другое дело, когда несколько женщин придут к ней. Женщинам нужно собираться, думать, молиться, начать читать акафисты, вымаливать своих близких. Нужно пробовать разные формы работы.

Какими Вам видятся русские женщины?

Женщины — это рабочие лошадки. Мы часто видим, что у нас слабый пол — это не женщины, а, как ни удивительно, мужчины. Женщина «удар держит лучше», а мужчина часто сразу за стакан берется, ему нужна сильная женщина, чтобы и погладить, и встряхнуть его.

Женское естество имеет огромный диапазон. Когда женщина пьет или делает аборт — она становится бессердечной машиной. Когда она идет к Богу и за Богом, она поднимается до таких высот, как Божия Матерь, становится выше Ангелов, Херувимов и Серафимов. Господь много дал женщинам, но современной женщине не хватает послушания в семье. Она привыкла быть активной. Ну, что ж, будь активной матерью, а когда говорит слово муж, нужно выслушать и выполнить.

Жены-мироносицы — это идеал, к которому стремится каждая христианка. Они несли слово Божие, проповедовали самой жизнью. Сегодня некоторые женщины учатся на катехизаторов, преподают в воскресных школах, занимаются активной религиозной деятельностью, даже иногда помогают в алтаре. Как Вы относитесь к такой активности женщин?

Федор Михайлович Достоевский сказал: «Широка ты, русская душа, я бы тебя немножко сузил». То же самое некоторые говорят о женщинах. А я вспоминаю слова святителя Тихона, который сказал, что Россию спасут не митры, но белые платочки. Сейчас женщины более активны, потому что мужчины тяжелее перенесли заразу атеизма. Женщина — это та стена, о которую разбиваются многие силы зла. Женщина живет не столько разумом, сколько чувствами, она в более близких отношениях с Богом, потому что в женском сердце больше любви. Женщина идет туда, где служат Богу, — она приходит в храм, а там, допустим, петь некому или убраться. А женщина-педагог и сама читает, учится, и начинает с жаром проповедовать слово Божие.

Я не согласен, что женщина должна молчать. Святая Мария Магдалина пошла по другим странам и проповедовала. Просветительница Грузии равноапостольная Нина принесла Православие в Грузию. А святая Ольга была апостолом для равноапостольного князя Владимира. И жен-мироносиц мы называем апостолами для апостолов.

А женщинам, убирающимся в алтаре, Господь еще больше награды даст, потому что они делают это со страхом Божиим. Но у меня раз в неделю по субботам для уборки алтаря собираются дьякона, как это было в Лавре. Я всегда стараюсь применить многое из того, что почерпнул, находясь на посту благочинного Лавры, от старой братии монастыря.

Владыка, Ваше пожелание современным женщинам?

У нас есть определенные традиции, сложившиеся веками. Хочу пожелать современной христианке быть и современной, и традиционной одновременно, ведь даже внешний вид женщины носит миссионерский характер. Она должна выглядеть красиво, но не вульгарно, может быть немного подкрашена, пусть даже на ней будет одежда супермодная. Главное, чтобы женщина вела себя по-христиански, чтобы, глядя на нее, сказали: «Надо же, значит, Православие — не архаичная религия, здесь на женщину не наденут чадру, она имеет право голоса».

Владыка Тихон, какое место в Вашей жизни занимают семья, братья, мама?

Думаю, мне посчастливилось, потому что именно семья и, в первую очередь, мои родители стали для меня неким твердым основанием уверенности в реальности существования Бога Творца и Промыслителя. Всё происходило очень естественно и органично. Отец с матерью не пытались привить нам с братьями Православие из-под палки. Они просто жили в состоянии любви, внутреннего мира душевного, и это не могло не передаться и нам. С детства в доме нас окружала православная атмосфера, почётное место в красном углу занимали святые образа, пред которыми всегда теплилась лампада, звучали слова молитвы. Стены дома были украшены портретами и фотографиями старцев и подвижников благочестия. Родители питали глубокое уважение к подвигу монашеского жития. Может быть, где-то в сердце они и желали видеть своих сыновей на этой стезе, но вслух это никогда не высказывалось и, тем паче, не навязывалось. Свобода выбора в нашей семье почиталась, поэтому никого не удивило, когда мой брат поступил в духовную семинарию. Так получилось, что брат, младший по летам, но старший по благочестию, стал у престола Божия, вознося молитвы за нашу семью. Промыслительно, что именно владыка Даниил облёк нашего отца, находящегося на смертном одре, в схимнические одежды с именем Савватий. Это достойный итог жизни отца, он наш молитвенник в вечности. Наша мама сейчас живёт в Звенигороде, за ней ухаживает наш старший брат игумен Серафим. Мы постоянно общаемся по телефону, а когда священноначалие призывает в столицу, обязательно бываем у мамы, стараемся всячески её поддерживать.

Что подвигло Вас в уже зрелом возрасте оставить мир, принять постриг и начать свое служение так далеко от малой родины?

Помните евангельскую притчу о призванных в единонадесятый час? В ней раскрывается, в частности, и та мысль, что у каждого в этой жизни своё место, свой неповторимый путь и своё время для принятия тех или иных обязательств. Меня духовник благословил получать светское образование и до времени пребывать в миру, сохраняя монастырь сокровенно в своем сердце. Скажу вам, что это было непростым послушанием, но тот опыт общения с самыми разными людьми, который я получил за годы работы, очень пригодился мне, когда я стал священником. Владыка Даниил, мой брат, назначенный на Сахалинскую кафедру, попросил меня разделить с ним тяготы служения вдали от привычных, так сказать, мест обитания. Следуя монашескому правилу «не просись и не отказывайся», я воспринял его предложение как волю Божию и ни разу об этом не пожалел.

Владыка Тихон, в своем слове при наречении Вас во епископа Южно-Сахалинского и Курильского Вы сказали о том, что «в самом имени святого Тихона, епископа Воронежского, предначертан подвиг служения Богу в островной, а потому и самой дальней епархии Русской Православной Церкви». Поясните, пожалуйста, эти слова.

Преосвященнейший Тихон был назначен епископом Воронежским в 1763 году. А широкие степи Дона, находящиеся в ведении Воронежской епархии, с конца XVII века сделались удобным и излюбленным местом проживания и деятельности различных сектантов. Подобная картина наблюдается и в Сахалинской области. В конце 80-х годов прошлого века духовную брешь начали активно заполнять хлынувшие на острова адепты различных деструктивных культов и тоталитарных сект. Потому сейчас клирикам Южно-Сахалинской и Курильской епархии так же нелегко бороться с нестроениями в церковной жизни, как и епископу Воронежскому Тихону в те давние времена.

Каким православным традициям удалось дать жизнь на таком трудном для возделывания «поле»? Есть ли у Вас конкретные планы на будущее в этом отношении?

Сахалинцы принимают крещение, освящают вербы и куличи, погружаются на праздник Богоявления в Иордань, привыкают провожать усопших в последний путь с церковным отпеванием. Но более хотелось бы, чтоб у людей сформировалась внутренняя мотивация необходимости духовной жизни, жизни в Боге. Культура и традиции могут и должны служить определённой ступенью к восприятию Евангелия Господа нашего Иисуса Христа. В отрыве от Евангелия, от Евхаристии, как средоточия человеческой жизни, они лишены образующего их начала. И, когда мы рассматриваем вопрос именно через эту призму, то довольно скоро убеждаемся, что отнюдь не одна Сахалинская область, а вся Россия-матушка является на сегодняшний день таким «трудно возделываемым полем». Для меня Сахалин — не каторга, не край земли, а место, куда привёл меня Господь и где я чувствую себя дома. Сахалинцы — особенные люди. Думаю, именно открытость и искренность их сердец делают наш труд на ниве Божией небесплодным.

В материале использованы фотографии пресс-службы Патриарха
и протодиакона Алексея Кухты

Комментарии

Комментариев нет

Ваш комментарий отправляется
Сообщение отправлено
Комментарий появится после проверки модератором
© 2019 "Славянка"